Делай что должно - Страница 31

– Да? А за что ты его? - простодушно удивился Громобой. - Вернее, зачем в шатре-то? Отвел бы в сторонку от деревни…

– Не убивал я его, ты, тетеря глухая! - яростно зашипел ему в лицо Заграт, брызгая слюной. - Мы с Миршагом двадцать лет бок о бок дрались, сколько раз жизнь друг другу спасали! Если бы мне в голову такая мысль пришла, я бы раньше себе глотку перерезал! Подставили меня, и я даже знаю - кто!…

– Помолчи, Громобой, - сурово сказал Телевар, насупив брови. - Не наше это дело - в чужую драку встревать.

– Точно так, - подтвердил Заграт. - Ладно, пойду полежу, а то голова что-то кружится…

Забытый суслик остался лежать на траве, впрочем, ненадолго. Волк, заметив, что на тушку никто не обращает внимания, подошел и съел зверька, аккуратно похрустывая косточками. Облизнувшись, он запрыгнул на телегу и тщательно обнюхал дремлющую Ольгу. Та что-то пробормотала сквозь сон и повернулась на бок, зарывшись рукой в жесткую шерсть. Волк осторожно, чтобы не потревожить, улегся рядом, положил голову на скрещенные лапы и тоже прикрыл глаза. Заграт и Теомир, не сговариваясь, ревниво взглянули в их сторону.

Ночевка прошла без тревог. Изредка ухала сова да журчала речушка, текущая куда-то на юг, к Хоробрице, притоку уже полноводной в этих краях Ручейницы. Речушка имела саженей пять в ширину, в ней плескалась рыба, и Хлаш, доставший откуда-то из глубины мешка леску с грубым крючком, до темноты натаскал на червей с десяток окуней и с полдюжины пескарей. Сварили уху, пригласили Боршугала и Хлопера, главу кирпичного каравана, здорового неразговорчивого мужика с въевшейся глубоко под ногти глиной и шрамом через все лицо. От приглашения те не отказались, но после угощения вежливо откланялись и ушли к своим. Конвойные Лютые расселись вокруг неярких - лес был далеко, а в редких рощицах сушняка нашлось немного - костров, затянули заунывную песню, подыгрывая себе на каком-то звенящем инструменте, похожем на губную гармошку. С топких берегов ручья налетели стаи злых комаров, мало обращающих внимание даже на дым костра, в который специально подбросили сырых веток. От дыма и назойливого жужжания было совсем не до песен. Погода начала портиться, небо постепенно заволакивало тучами.

– Интересно, о чем это поют косоглазые? - пробормотал закутавшийся в одеяло по уши Броша. - Воют будто над покойником…

– Так оно и есть, - согласился Хлаш, задумчиво вороша угли в костре. Могучий тролль стал в обозе почти своим, на него уже давно не косились, когда он вступал в разговор. - Только не над одним покойником, над многими.

– Убили у них кого, что ли? - равнодушно поинтересовался Телевар. - Эвон как убиваются.

– Нет, они плачут не над погибшими в боях, - терпеливо разъяснил Хлаш. - Они оплакивают свое давнее поражение, когда их вынудили покинуть родину.

– Как это - покинуть родину? - аж привстал на локте засыпавший было Теомир. - Кто их выгнал? Враги?

– Враги, - согласился Хлаш. - Точнее, Враг. Полтора века назад Майно завоевал степи хазигов далеко на Восточном Континенте. Они были надменны и не любили чужаков. Когда соседи предложили им объединиться против Майно, они ответили отказом. Соседи тоже переругались между собой, и Сокрушитель разбил их поодиночке, малыми силами. Хазигов прижали к горам и истребили, лишь немногие смогли уйти через ледяные горные перевалы. Мало кто выжил, большинство замерзло, сорвалось в пропасть или нашло еще какую смерть, в изобилии поджидающую в горах. Выжившие перебрались к нам на Западный Материк, назвались Лютой Сотней - тогда их действительно осталось немногим более сотни, хотя против Майно они выставили семитысячную конницу - и поклялись отомстить. Об этом они, собственно, и поют.

– Хлаш, а перевести на всеобщий можешь? - даже в темноте было заметно, как горят глаза Теомира. - Я ужас как люблю про войну песни слушать! Переведи, а?

– Песни про войну? - усмехнулся тролль. - А кто сказал, что это про войну? Впрочем, ее даже переводить не надо - давно перевели. Не слишком хорошо перевели, надо заметить, много чего потеряли, ну да прижилась она в таком виде, любой трактирный бард ее знает. Потерпи до завтра, доберемся до Тхул-Д"зибара - услышишь, если пожелаешь.

– В трактире уже не то будет, - неожиданно поддержал Теомира Броша. - Одно дело сейчас послушать, когда они сами там во… поют, когда своей шкурой чувствуешь, и совсем другое - в кабаке, среди пьяных в дым обормотов. Спой сейчас, будь другом!

– Ну, если хотите… - развел руками Хлаш. - Только имейте в виду, петь я не стану, а то до утра перепуганных лошадей по степи собирать будете, даром что они стреноженные. - Теомир не удержался и прыснул, представив себе поющего тролля. Остальные Всадники, по-видимому, представили похожую картину, потому что смешки раздались со всех сторон. - Поэтому я просто расскажу стихи, договорились? Слушайте.

Тролль минуту помолчал, как бы собираясь с мыслями, а потом глухо заговорил:

- Мы идем, как святыню сжимая детей
В безнадежных предсмертных объятьях.
В мерзлом воздухе гор глохнет плач матерей
И мужчин застывают проклятья.

Где-то сзади беснуется яростный враг,
Стрелы смерть призывают напевно,
Осквернен отчий дом и рассыпан очаг,
И лишь пламя вздымается гневно.

Перевал далеко, нет надежды дойти,
Нет надежды спуститься в долину,
Только камни вокруг, только лед на пути,
Да грохочут, срываясь, лавины.

Мрачно скалы вздымаются, рвут облака,
Зябкий сон одолеть невозможно,
Мелкий снег бьет в лицо, и немеет рука,