Делай что должно - Страница 145

145

– А это что?

– Не знаю, - вздохнула Белла. - Знаю, что там электрическую силу что-то делает. Здоровая такая штука стоит, с ваш домик величиной, лампочками мигает. Тилос ее называет, - она наморщила лоб, - ка-ви-тон-ный реактор. Он еще говорит, что с этим шутки плохи: если что - так бабахнет, от всей долины пустое место останется. - Она поежилась. - Я как-то туда забралась, до него дотронулась, а он гудит, знаешь, тихо так, но чувствуется, что внутри силища… Зато по ночам у нас красиво. Жаль, ты последнюю ночь дрыхла, а то бы я тебе показала. Тут пруд рядом есть, а его подводными электрическими фонарями подсвечивают, красотища! Ну ладно, еще увидишь. Вы ведь у нас задержитесь, да?

– Ага. Тилос сказал, что месяц-другой мы у него погостим. А как ты до этой штуки дотронулась, если Тилос туда никого не пускает?

– А там рядом с дверью такая дощечка есть с циферками, - скромно потупилась Белла. - Я подсмотрела, в каком порядке нажимать надо, чтобы открыть. Только ты ему не проболтайся, поняла? - Ее голос стал жестким, но тут же смягчился. - А еще там есть рет-ранс-лят-ор, - это слово она тоже выговорила по слогам.

– А это чего? - удивилась Ольга. Глаза у нее слипались, но она мужественно не подавала виду.

– А это такая штука, которая далеко говорить помогает, - с таинственным видом пояснила Белла. - Берешь такую маленькую коробочку и говоришь в нее, а другая коробочка, где-нибудь далеко, то же самое твоим голосом повторяет. Вот этот рет-ранс-лятор тут главный, без него ничего не получится. Хорошо Тилосу, - добавила она с ноткой зависти в голосе. - Ему для этого коробочки не надо. Он просто думает - а коробочки говорят, даже если он в Талазене или в Золотой Бухте ошивается. Говорит, мозги у него так устроены, что электрическую силу воспринимают, вроде как связные маги - эфирную. Только лицо у него дергается, словно он в самом деле говорить пытается. Вот умора! - Белла прыснула. - Мне такую коробочку не дают, а вот у командиров отрядов она есть…

– Ага, он рассказывал. А еще говорит, что не маг… - пробормотала Ольга. - По мне так это самое колдовство и есть.

– А Тилос это наукой называет! - гордо сказала Белла. - А еще он говорит: есть многое на свете, моя милая, что неизвестно нашим мудрецам. Вроде бы как какой-то циркач это придумал, а ему понравилось. Слушай, да ты совсем спишь!

Ольга и в самом деле против своей воли проваливалась куда-то в густой плотный туман, населенный странными формами. Мелькнул малыш-летун, смешно топорщащий уши, рядом свистнула огнеплеть, невнятные фигуры устроили вокруг настоящий хоровод, угрожающе размахивая оружием. Затмевая все, надвинулось разгневанное мужское лицо, в его глазах билось яростное оранжевое пламя. Ольга точно знала, что это пришел за ней сам Майно, Враг, Разрушитель, Неназываемый, и что ей конец.

Когда утром солнечный луч ударил ей в глаза, простыни были мокрыми от пота.

Свистит меч, и его собственная голова, вращаясь в воздухе, отлетает в сторону. Гаснущим взглядом Каол успевает поймать торжествующе потрясающего клинком огромного зеленого тролля, испускающего победный рев. Затем страшная резь в шее затмевает все вокруг, и мир заливает тьма, перемежаемая лишь вспышками боли.

Каол стоит в кольце хохочущих и свистящих мальчишек, а его противник, сжимая кулаки, боком подбирается к нему. Глаз заплыл, из рассеченного лба капают теплые капли, оставляя на губах солоноватый привкус. У врага из носа висит бахрома кровавых соплей, он прихрамывает на правую ногу, но в глазах уже желание не поиздеваться над одиноким пареньком из чужой шайки, но убивать. Где-то вдалеке стоит мать, повернувшись спиной к схватке, и что-то оживленно обсуждает с торговкой зеленью. Каол отчаянно бросается на врага, но тот уворачивается, бьет его кулаком в поддых и ставит подножку. Каол кубарем летит на землю, судорожно хватает ртом воздух, но все равно задыхается, в глазах темно, и зачем-то торчащий из земли гвоздь глубоко втыкается ему в шею.

Раскаленный воздух Южной пустыни обжигает горло, не дает дышать, в глазах плавают огненные круги. Кажется, лучи яростного солнца почти давят на голову, спину, пригибая к земле. Ужасно хочется пить, кадык с трудом ходит в пересохшем горле, царапая его словно наждаком. Мерно бьют барабаны, голова резонирует в такт натянутой на них человеческой коже. Невысокий смуглый палач еще раз деловито проверяет петлю и, поймав кивок сидящей на высоком помосте напротив женщины в золотой короне, украшенной кроваво-красными рубинами, резко выбивает из-под него подставку. Петля охватывает шею, страшный рывок ломает позвонки. Дикая боль в разбитом кадыке растворяется в накатившейся темноте.

Влажная жара облегает тело словно мокрое шерстяное одеяло. Кожа покрыта слоем влаги - то ли испарины, то ли осевшей из воздуха. Руки и ноги прочно прикованы к столу железными браслетами, металлические обручи охватывают поясницу, грудь и горло. Обруч на горле покрыт изнутри мелкими острыми шипами, они рвут кожу при малейшем движении, однако недостаточно велики, чтобы вскрыть сонную артерию и навсегда избавить от мучений. В углу подвала сумрачно светится большая жаровня с углями, рядом разложен пыточный инструмент - клещи, шипы, клейма, какие-то буравчики и тиски. Но безумный взгляд скошенных глаз направлен не на них, а на черный закопченный сосуд над огнем. Дюжий подручный разжимает ножом стиснутые в судороге зубы, другой ловко вставляет в рот широкую воронку. Палач с явным трудом снимает горшок с огня короткими щипцами и с опаской подносит его к лицу Каола. Жар опаляет его лицо, из глубины истерзанного тела рвется животный вопль, но свинец раскаленной струей уже течет по его горлу, вливается в легкие, и страшная боль в шее окружает его, кривляется, показывает язык, сверкает маленькими красными глазками, не забывая вонзать в него тысячи отравленных кинжалов. И только потом приходит благословенная тьма.

145